Семейная расстановка в движении.

 

Берт Хеллингер

 

 

Статья в журнале «Практика семейной расстановки» 2 номер за 2002 год стр. 7-9.

 

Обмен мнениями в рамках рабочей встречи членов Международной Ассоциации Системных решений по Берту Хеллингеру. Участники рабочей встречи – члены этой Ассоциации - ведущие практики семейной расстановки. Данная встреча представляла собой особую возможность для участников больше узнать о развитии системных расстановок и наряду с теоретической частью получить дополнительный практический опыт.

 

Системная семейная расстановка постоянно находится в движении.

 

Когда я анализирую развитие семейных расстановок, мой собственный путь и слышу о новых начинаниях от кого-то из вас, тогда явно проявляется то, что семейные расстановки представляют собой движение. Системные семейные расстановки представляют собой что-то, что движется, и это что-то остается в движении.

Семейные расстановки движутся и меняются, и меняются в силу того, что мы не останавливаемся на определенной концепции, не останавливаемся на том, что постигли, так как будто бы нашли философский камень, который принято крепко держать в руках.

Поэтому теория этой работы снова и снова меняется и меняется, потому что опыт показывает -  многое, казавшееся еще несколько лет назад важным,  с новыми открытиями отходит на второй план.

 

Как такое возможно?

 

Это возможно благодаря непредвзятому отношению к тому, что проявляется в расстановке и благодаря непредвзятому отношению к тому, каким образом оно проявляется.

Вероятно, что споры последних лет в некоторых вселили неуверенность, так что, теперь не все могут полностью довериться тому, что проявляется в расстановке.

Если кто-то вдруг пытается навязать критерии семейных расстановок, что само по себе к семейным расстановкам не имеет никакого отношения, то тут ощущается определенное насильственное давление. Такое давление направлено на приспосабливание работы к чужеродным параметрам, и такое приспосабливание, как я опасаюсь, может в будущем стать тормозом для развития этой работы. Поэтому я бы еще раз вернулся к важным для семейных расстановок моментам.

 

Действительность действует.

 

Семейные расстановки базируются на знании ведущего расстановки, на знании о том, что он состоит на службе действительности, действительности, которая пытается предпринять попытку сорвать с себя пелену тайны. Поэтому ведущий расстановки никак не является действующим лицом, пытающимся по собственному почину инициировать что-то или достичь каких-то своих целей. Ведущему известно только то, что он в состоянии сдержанности и ясном сознании дает возможность тайному стать явным, выйти на свет.

То, что проявляется и перестает быть скрытым от глаз, именно это и действует.

Если терапевт или лучше сказать ведущий расстановки ( так как терапевт в данном случае мало подходящее по смыслу слово, потому что семейные расстановки представляют собой общечеловеческое, философское движение, выходящее далеко за рамки психотерапии);  итак, если ведущий расстановки чувствует в себе мужество прежде всего,

во–первых, созерцать, созерцать самому то, что проявляется в расстановке,

во- вторых, облечь увиденное в слова,

и, в- третьих, принять это,

то ничего плохого не может произойти, ибо действительностью не возможно нанести вред.

Страх посмотреть действительности в глаза, именно это, именно этот страх, может навредить, потому что как раз в этот момент нечто вытесняется в подсознательное и потом действует от туда разрушающим образом.

Исходя из вышеизложенного, ведущий семейной расстановки не может никому навредить, если он придерживается этих правил. Это значит, что он осторожно выжидает того момента, пока не прольется свет на что-то тайное в семье, и то, как это тайное выглядит на свету, оно имеет право остаться в пространстве во всей своей мощи, не нуждаясь ни в преуменьшении, ни в ограничениях.

В это мгновение ведущий расстановки ведет себя как некто, кто стоит на службе более высокого порядка, и чье назначение далеко выходит за рамки простого решения семейных проблем. Он исходит из того, что тот, кто работает со своей расстановкой в состоянии быть взрослым, что означает смотреть в глаза своей собственной действительности.

 

Большая волна критики, которая высказывается  в адрес семейных расстановок, исходит от представителей направления психотерапии, а именно того направления, в котором психотерапевт ведет себя так, как будто он лучше, сильнее пришедшего к нему человека, как будто бы психотерапевт обладает лучшими способностями, большим жизненным опытом, в конце концов более счастливой судьбой. Тем самым психотерапевт принижает другого человека, пришедшего к нему на сеанс. Именно из такой позиции рождаются представления и требования, что нужно заботиться об участниках семинара по семейным расстановкам, брать на себя за них ответственность. И тут неожиданно  мы оказываемся в ситуации, когда ведущему нужно выступать в качестве родителя, а участники семинара превращаются в детей и тех, кто нуждается. И большая часть психотерапии основывается на этом уменьшении пришедшего на прием человека по отношению к терапевту до позиции ребенка. И потом уже возникают представления о том, что психотерапевт представляет собой лучшего отца или лучшую мать, лучше, чем реальные родители клиента. И тогда психотерапевт замещает собой родителей, а клиент попадает от него в зависимость. И если в последствии во время работы терапевт совершает некое конкретное действие, которое не нравится клиенту, то клиент ведет себя тогда по отношению к терапевту подобно ребенку, ребенку, который выставляет своим родителям какие-то требования.

Я придерживаюсь довольно радикальной точки зрения, согласно которой – никто не  может нанести вред клиенту, пока ведущий расстановки находится в такой своей внутренней позиции и считает ее правильной. И эта позиция такова: «я что-то проявляю на свет, то что клиент сам же и расставляет, и потом оставляю это выявленное действовать само по себе». Тогда в этот момент тот другой расставляет для себя свою действительность. А сам ведущий расстановку не должен относиться к происходящему, как будто оно его творение. Он лишь передал происходящее клиенту. Подобный подход требует от клиента взрослого отношения.

Итак, все представления о прорабатывании пережитого, о последующей заботе о клиенте с  семейными расстановками  не имеет ничего общего. Это чуждые элементы, привнесенные в семейные расстановки из других направлений терапии. Для противостояния таким тенденциям требуется большое мужество, сдержанность и высшая степень смирения.

 

Сдержанность.

 

В определенной степени вся привычная схема работы терапевтов переворачивается. То есть в работе семейными расстановками модель –«терапевт умнее, он же врач, а другой, пришедший к нему, болен и ему надо оказать помощь» – эта модель переворачивается с ног на голову. То, что этот факт вселяет в общество психотерапевтов страх, это вполне понятно. Мы, со своей стороны, не говорим, не нападаем на другие направления, мы только что-то показываем. Угроза исходит не от действия ведущих расстановок как таковых, а от того, что выявляется этой работой в качестве действительности. В ней, в действительности, заключена опасность.

Итак, в моей работе с расстановками, такая позиция «наблюдателя со стороны», который не имеет намерений и представлений, не имеет чувства страха и любви, любви в смысле «ах, я должен что-то для тебя сделать», именно такая позиция, являющаяся проявлением сдержанности в ее высшей степени, итак, такая позиция привела к тому, что я все меньше и меньше должен быть что-то делать в расстановке сам для достижения результата, необходимого клиенту.

Начиная с того, например, что я задаю очень мало вопросов. В радикальных случаях я  говорю: « разрешаю три вопроса». И еще я не начинаю говорит сразу. Клиент, когда приходит, он, как правило, желает сразу выговорить все свои зазубренные причитания, которые он сто раз высказывал разным людям. Я говорю ему: - «Подожди». Вдруг тогда внутренний диалог останавливается, и клиент не знает, что ему делать дальше. И тогда я говорю ему: «Сформулируй это в трех предложениях. Скажи, что случилось. Назови только события, произошедшие в семье, не больше». Бывает так что, может быть кто-то начнет со слов: «Мне бы хотелось развиваться дальше». Тогда я говорю: «Это первое предложение. Теперь у тебя осталось еще два». И может быть, в третьем предложении всплывет нечто, что действительно важно и тогда этого достаточно.

 

Развитие.

 

Как же распознает ведущий расстановку что важно, а что нет?

Как делаю это я?

Я наблюдаю за энергией, которая сконцентрирована на каком-то слове или на какой-то персоне. Клиент во время разговора рассказывает о трех-четырех вещах, и я замечаю: «дедушка - вот где проблема». Так как при рассказе о нем неожиданно появилась энергия. Тогда я знаю,  с чего я начну. Я начну с дедушки и не с чего-либо или кого-либо другого. И так мне не нужно знать всю историю семьи. Нет, я начну с деда и поставлю в расстановку его одного.

Раньше мы считали, что  действие семейной расстановки происходит от того, что расставлена какая-то структура и эта структура и притягивает энергетическое поле, которое и прорывается, что бы выразить себя.

Но что же происходит, если в пространстве стоит только одна персона?

Действие расстановки больше не зависит от того, какой тип расстановки. Действует нечто другое. Какая-то внутренняя динамика наблюдается в самом этом человеке. Тот член семьи, которого поставили в расстановку, находится в связи с чем-то большим, что действует непосредственно через него, но действует при условии, если человек остается собранным.

А как он может оставаться собранным? Он остается собранным, если его не спрашивают, если его не прерывают, и если сам расстановщик остается очень собранным и несет в себе вместе с клиентом напряженность пространства, в котором поставлен дедушка, если мы остаемся на выбранном примере дедушки.

И при этом внимание расстановщика не сосредоточено на чем-то одном. Внимание распылено и оно неопределенно. Тогда вдруг с заместителем дедушки что-то происходит. Может быть, например, он смотрит на пол. Сейчас из опыта мы знаем, он смотрит на мертвого. Хорошо, в таком случае я кладу кого-то перед ним, именно там, куда он смотрит. Вдруг все приходит в движение. И из начальной расстановки с только одной персоной шаг за шагом развивается картина семьи, картина сущности семьи. Эту картину невозможно было бы выстроить, используя метод анамнеза, потому что эта картина не была осознаваема клиентом. Через расстановку тайное становится явным, и это обладает мощью. Это лишь один пример того, как с помощью сдержанности, можно достичь большего результата, чем используя тот тип семейных расстановок, которые я и многие из вас практиковали в начале.

Итак, это можно было бы считать развитием на настоящий момент.

 

Примирение.

 

Что-то стоит на пути этого процесса.

Основополагающие заключения, благодаря которым развивались семейные расстановки, состояли в том, что нами управляет своего рода совесть. И эта совесть сковывает наши действия. Какая-то совесть руководит нашими действами и закрывает путь к определенном типам восприятия или же запрещает эти восприятия. Потому что, если мы впустим в себя определенные представления, то тем самым подвергаемся опасности потерять принадлежность к нашей семье.

Многие замечания, критикующие семейные расстановки, требуют вернуться в кандалы нашей совести. Такие выпады направлены против движения выйти за границы нашей совести и увидеть единую панораму нечто большего.

Целью таких нападок является воспрепятствование тому, что бы признать противоречия равными друг другу. Те противоречия, что противодействуют друг другу, например убийцу и жертву, или же две религии. Равными друг другу на более высоком уровне, имеющими право на существование в равной степени.

Но на подобный шаг способен лишь тот, кто перерос границы своей собственной совести.

Это особое личное достижение человека. Только достигнув этого человек может действовать примиряющее по отношению к другим.

В работе с семейными расстановками все более становится ясно, что противоположные, противодействующие друг другу стороны должны быть признаны как равноправные на более высоком уровне. Знание о необходимости примирения противостоящих сторон берет свое начало от Фрейда. Он заметил, что вытесненное в подсознание должно быть признано. И в то же время это означает, что человек признавая это, перерастает границы своей собственной совести. Если человек совершает этот шаг: он признает свою тень столь же важной, что и свой свет, так что обе его стороны и свет и тень признаются им в равной степени, то на этот момент человек личностно вырос. Тогда он обладает другой силой.

Тоже происходит и в семье: в семье есть некоторые, о которых она говорит, что они хорошие,  и есть некоторые, о которых в семье говорят, что они плохие. Одни, по мнению семьи, успешны, другие неудачники, одни добродетельны, другие преступники. Тогда «плохие», «неудачники», «преступники» исключаются из семьи. Как только они исключаются из семьи, то те, кто их исключил, те родственники, которые вывели их из круга семьи, они теряют что-то существенное. Они сжимаются, уменьшая свое жизненное пространство. В семейной расстановке мы видим, что изгои должны быть приняты в круг семьи. И если семья снова их принимает, берет их под свой кров, то каждый член семьи, взятый отдельности, чувствует себя неожиданно более совершенным, чем раньше.

Он расправляется в пространстве, обладает большей силой, он становится мягче и легче может пойти на примирение, чем до того когда изгои были возвращены в семью.

 В настоящий момент, выходя уже за рамки отдельного человека и за рамки семьи, этот процесс охватывает и более многочисленные группы. Сейчас мы становимся свидетелями того, как то скрытое, что было во времена правления нацизма, то что мы не хотели признавать, и не хотели признавать прежде всего в Германии, как это скрытое, эта совместная ответственность становится явной для всех и широко признается общественностью. Признается тот факт, что мы должны смотреть в глаза действительности. Теперь мы видим, что убийцы того времени, о которых мы ничего не хотели знать, ужасы фашизма, на которые мы хотели закрыть глаза, теперь в фокусе нашего зрения и принимаются нашей собственной душой. И это следующий шаг в движении семейных расстановок.

Мне хотелось бы сейчас привести один пример. На протяжении довольно долгого времени, мы замечали тот факт, что в еврейских семьях часто происходит так, что один из детей замещает кого-то из убийц. В энергии, которую проявляет этот ребенок, мы видим, что он замещает убийцу времен правления нацистов. Так, группа людей, которая много страдала может сказать: «у одного есть право быть человеком и быть признанным, а у другого, у убийцы, это право потеряно». Как только они это произносят, они становятся зажатыми в своем жизненном пространстве, и что еще хуже, энергия убийцы вдруг становится активной в душе одного из детей.

И если мы обратим свое внимание на Ближний Восток, то увидим подтверждение этого феномена в широком масштабе. Недавно один палестинец заявил: «Находясь на Западном берегу реки Иордан, мы чувствуем себя так же, как и евреи в варшавском гетто». Один израильский писатель поделился своим мнением: «Теперь у нас есть свой Аушвиц».

Где найти решение подобных ситуаций на уровне семьи, мы узнали из семейных расстановок. Возможно, что данный опыт сможет помочь и на Ближнем Востоке постепенным широким проникновением в сознание нового видения конфликтных ситуаций, приобретенного в нашей работе.

И что тогда в итоге?

Все люди признаются равноценными.

Признается тот факт, что Бог существует не только для так называемых «хороших» людей, но и что тот же самый Бог берет на службу для своих целей так же и так называемых «плохих» людей, убийц, например. На этот момент все люди, как братья стоят перед лицом чего-то большего.

 

Любовь.

 

Во время поездки на озеро Киннерет (Гллилейское море в Израиле), я был там с небольшой группой, я пришел к одному итогу. Мы стояли на том месте, где согласно преданиям, Иисус явился ученикам, и неподалеку от этого места находится и гора Блаженств (место Нагорной проповеди). И я размышлял о том, что собственно говоря, означают слова, сказанные тогда Иисусом: «Любите врагов ваших. Платите добром тем, кто вас ненавидит. Так как мой отец небесный позволяет солнцу светить  над добрыми и над злыми, и позволяет дождю литься на праведных и на неправедных». В этом месте высказана высшая степень равенства всех людей, а именно в форме руководства к действию.

В семейных расстановках мы на практике подходим к тому, что заложено в этом обращении Христа к ученикам.

Возвращаясь обратно, я задумался : «Как бы я перевел это послание на язык нашего времени, на язык семейных расстановок? Как бы это звучало? Что в данном контексте означала бы любовь? Что в действительности означает любовь в семейных расстановках?».

Любовь означает здесь – «Я признаю, что все люди равны мне перед лицом чего-то большего». Смирение – означает то же самое. Прощение и забвение – тоже.

 

Равенство.

 

Сейчас я применю это в отношении тех дискуссий, которые ведутся о надежном качестве семейных расстановок. Если я применю этот принцип равенства в отношении нынешней ситуации на встрече, то скажу, что все предлагаемые семинары по семейным расстановкам, и «хорошие» и «плохие», перед лицом чего-то большего для меня равны.

Сейчас можно почувствовать какую силу пробуждает такое высказывание в нашей душе.

Таким образом – это важнейший вывод, который выходит исходя из самой работы с семейными расстановками. Здесь работает то же самое положение: « Я признаю, что все другие равны мне перед лицом чего-то большего».

Если я применю высказанное на примере конкретной работы, то например, если кто-то приходит ко мне и рассказывает о своих родителях и может быть описывает то, на сколько они были плохие. То тогда я внутренне склоняюсь перед ними и произношу: «Я признаю, что вы равны мне перед лицом чего-то большего». В этот момент клиент уже не может заполучить меня для использования против своих родителей. В этот момент любая его проекция родителей на меня исключена. И вдруг исчезает все то, на чем основывается в работе традиционная психотерапия, то, что существуют родительско-детские проекции и проекции детско-родительские, и что с этими проекциями и надо работать. В этот момент клиент больше не в состоянии переносить на меня роль одного из родителей, потому что в глубине своей души я связан узами любви с его родителями. Это предполагает, разумеется, что таким же образом я связан узами любви и с моими собственными родителями. И я признаю, что перед лицом чего-то большего они равны всем другим родителям.

 

Именно из этого истока берут свое начало все пути дальнейшего развития работы с семейными расстановками.

 

Это отрывок опубликован в книге Берта Хеллингера «Обмен опытом», изданной Carl-Auer-System (стр. 171-178)

 

Перевод на русский при содействии Марии Луничевой.